Сон разума рождает чудовищ: нейробиологические основы мифов о паранормальном. «Сон разума рождает чудовищ

Что появляется как демон,
Что является демоном,
Что признается как демон,
Существует внутри самого человека,
И исчезает вместе с ним.
Миларепа Шепа Дордже 1052-1135 - учитель тибетского буддизма, знаменитый йог-практик, поэт, автор многих песен и баллад, до сих пор популярных на Тибете

Сон разума рождает чудовищ.
Испанская поговорка

Таракан бежит короткими перебежками по лилово-серой поверхности, останавливается, ощупывая длинными усами воздух, и снова бежит к своей непонятной цели. В его блестящих черных глазах отражается вся Вселенная. В тараканьем мире есть фиолетовые прерии, желтые горные хребты, стремительные водопады и малиновые восходы.
Преображенное углом человеческого зрения, описанное пространство превратилось в захламленную комнату хрущевки, лилово - серая прерия - в ее стены с давно выцветшими обоями, величественный ландшафт - в грандиознейший беспорядок, ну а водопад превратился в то, о чем говорить, собственно, и не следует.
На полу комнаты валялись газеты, книги, стояла грязная посуда с остатками еды, грудами валялась одежда и еще какой-то хлам, который трудно поддавался идентификации. В углу стоял массивный, до потолка, шкаф - немой свидетель сталинских времен, по-видимому, проступившие темные на выцветшей полировке хранили немало семейных тайн. На столе - все тот же беспорядок: несколько десятков книг, бессчетные бумаги, исписанные размашистым почерком, тут же стояла небольшая бронзовая пепельница, доверху набитая окурками. Таракан, бежавший по стене, даже и не догадывался, что его упорядоченный прекрасный мир является немыслимым хаосом, сотворенным другим живым существом.
Однако, печальнее всего был вид из окна. Он поражал своей скромностью и аскетизмом, являя собой унылую панельную многоэтажку. Но если кто-нибудь и смог бы приложить невероятные усилия при изгибании шеи, то ему посчастливилось бы увидеть полоску неба и, то лишь мельком, так как положение тела было при этом крайне неудобным.
У стены, под традиционным красным ковром серийного советского производства (красная серия предполагала стойкость перед натиском моли и времени), стоял диван. На нем, прямо в одежде, спал молодой человек. На вид ему было лет двадцать пять, рост чуть выше среднего, худощавый, короткая стрижка, волосы светлые, лицо овальное ничем не примечательное, широкий римский нос, с бородавкой, высокий лоб и абсолютно не волевой подбородок. На лбу выступила испарина, он нервно подергивался - скорее всего, снилась погоня или застенки гестапо, а может и то и другое и третье.
В конце – концов, мужчина что-то невнятно пробормотал, наверное, его во сне освободили войска союзников, и с великой неохотой открыл глаза. Сонный взгляд вяло заскользил вдоль по комнате и уткнулся в будильник. Глаза человека расширились, он резко вскочил с постели и сухо выругался. На все сборы потребовалось около пяти минут. Подхватывая портфель, мужчина фыркнул, подскочил к стене и прихлопнул таракана ладонью. На обоях осталось только большое темное пятно.
Этого человека звали Владимир Цыбин, и он очень сильно опаздывал на работу.
Поток людей проглотил его на входе в метро, вобрал в себя целиком, сделал обезличенной песчинкой, свойствами которой было только бесконечное движение, не терпящее остановок и промедления, воля человека растворилась в общей усредненной воле течения. Единственное качество, которое поток оставлял песчинке, это была цель - конечный пункт назначения, куда отчаянно и торопилась каждая песчинка. Иногда, лишь на мгновение песчинка вспоминала об этом, делала несколько движений в сторону, а порой просто меняла центр тяжести, и уже новый поток подхватывал ее и нес в нужном направления. Примерно час толкотни в общем потоке, десяток таких движений и человек оказывался в пункте своего назначения.
Забегая на эскалатор, Цыбин взглянул на часы, часы показывали 09:03. Пред глазами на миг представилось, разгорающееся и мерцающее на кроваво-красном фоне слово:

ОПОЗДАЛ…

Втиснувшись юрким ужом в переполненный троллейбус, он прочитал на лицах зажатых рядом с ним пассажиров:

09:07 - ЭТО КОНЕЦ!!!

Пробегая по огромному холлу здания, Цыбин перехватил на себе сочувственные взгляды охранников. Лихорадочный ум опаздывающего тут же трансформировал это участие во фразу, которая теперь не просто мерцала, а горела, сжигая его сознание адским пламенем:

9:16 ПАРЕНЬ, ТЕБЕ СЕГОДНЯ НЕ ПОВЕЗЛО!

Лабиринт Минотавра показался бы Тесею детской игрушкой, если бы он очутился в стенах этого здания. Миновав два скоростных лифта, десяток пустых темных коридоров, шесть лестничных пролетов со шлюзовыми дверями, открывающихся магнитным пропуском, Цыбин очутился на пороге своего офиса. На табличке значилось «Подотдел проектирования отдельного департамента восточных газопроводов».
Нагнув как можно ниже голову, стараясь не встречаться своим взглядом со взглядами коллег, через отсеки и переборки он, наконец, добрался до своего рабочего места. Оно представляло собой тесное пространство, огороженное тонким пластиком от остального офисного мира. В пространство был втиснут узкий короткий стол, с взгроможденным на него компьютером, в углу лежали аккуратно сложенные чертежи и технологические схемы.
Цыбин заметил на клавиатуре записку: «С опозданием Вас, мистер, ведущий инженер. Он уже в курсе». В проходе не преминул появиться и сам автор записки - серый костюм, лет сорока пяти, маленького роста с короткими редкими рыжеватыми волосами и поросячьим лицом с суточной щетиной, но у этого милого животного не могло быть от природы коварства и ехидства, а именно ими и была обильно приправлена улыбка подошедшего.
- Он уже в курсе.… Да, и, кстати, ждет Вас у себя, – скрипучим голосом сказал "костюм" и снова засиял той же улыбкой.
- Доброе утро Александр ВасЕльевич. Спасибо за заботу, - процедил Владимир (обладатель свиноподобной физии очень ревностно боролся за букву "Е" в своем отчестве и замена на букву "И", которая так и просилась сама собой на язык, могла привести к эмоциональной буре с его стороны).
- Обращайтесь, - коротко кинул костюм и исчез из прохода.
Перед входом в директорский герметизированный отсек, ведущий инженер набрал в легкие побольше воздуха, мысленно прочитал первую же вспомнившуюся мантру и улыбнулся дежурной улыбкой в видеокамеру. В приемной на секретарском месте, занимаясь своим маникюром, сидела симпатичная миниатюрная блондинка, указавшая тонкой ручкой на массивную резную дверь:
- Он у себя. Не в духе. Хочет вас видеть.
В тускло освещенном кабинете, за необъятным письменным столом под огромным портретом В.В.Путина по-борцовски обнимающего Д.А. Медведьева сидел Директор. Он то и был главной достопримечательностью помещения. Мальчишеское лицо с узким лбом, очки с толстыми линзами, стриженые усы, прямые черные, с сединой волосы, темный несколько примятый костюм, строгая белая рубашка, салатовый галстук от «Hugo Boss», запомнившийся подчиненным не по оригинальному дизайну, а по стоимости в три тысячи "зеленых".
Когда Цыбин вошел в кабинет, Директор подотдела проектирования отдельного департамента восточных газопроводов, сидел погруженный в оцепенение, и сосредоточенно рассматривал что-то у себя на столе.
Цыбин негромко кашлянул и поздоровался с Директором. Тот еще мгновение пробыл в оцепенении, а затем будто бы только что вынырнув из аквариума, посмотрел испуганными, рыбьими, глазами на него. Первый раз за время своей работы здесь он встретил взгляд Директора. И взгляд поразил Цыбина, в нем были тоска и некая потусторонняя отрешенность.
- А, это… Вы? Проходите, присаживайтесь, - он указал ведущему инженеру на глубокое кожаное кресло, - Ну что вам сказать, - начал немного протягивая слова, Директор. Три опоздания только в этом месяце. Вы уже лишены премий и всяких там надбавок и бонусов. Сегодня вы лишили себя отгула и поздравления в честь дня работника газовой промышленности. Завтрашнее опоздание может лишить вас возможности приходить сюда. Ступайте и работайте!! - последние слова были произнесены голосом уже набравшим силу июльской грозы.
Выходя из кабинета, Цыбин на секунду обернулся назад. Директор опять глубоко нырнул в то задумчивое состояние, из которого его вывели накануне.
День с таким началом не принес ничего нового. Цыбина вызывали на планерки, заваливали кучами факсов, чертежей, бумаг, просили помочь, требовали по телефону. Он тоже заваливал других чертежами, факсами, требовал по телефону, пил кофе, курил, много работал за компьютером и бегал с бумагами по офису, снова курил, и размашисто подписывался на принесенных ему бумагах.
В 18:00 офис опустел. Остались только замешкавшиеся сослуживцы, но и те через несколько минут поспешили домой. Цыбин грустно проводил их взглядом до дверей, а затем вновь погрузился в холодные глубины своих расчетов и чертежей. И вынырнул из них только через три часа.
На улице ведущего инженера встретил почти догоревший августовский день. Дневной зной спал, дул прохладный вечерний ветер. Пыльная зелень проспекта жалобно и безответно просила своих богов о влаге. Запахи спелого лета пьянили, кружили головы и влекли прочь из смрадного душного города в Подмосковье, под манящие нежным шелестом листвы кроны деревьев, к спокойной прохладе водоемов.
На пути к метро, Цыбин с завистью оглядывал загоревших людей в легких пестрых одеждах, неспешно прогуливающихся по притихшему вечернему проспекту. Строгий костюм еще больше подчеркивал итак уже бледное от хронического недосыпа лицо Владимира. Он казался им, ужасно нелепым и смешным зимним анахронизмом. Лица прохожих словно выражали сочувствие, а также светились внутренним светом и счастьем. Встреченные им парочки были переполнены любовью к друг другу, к этому спокойному вечеру и ко всей Вселенной, которая платила им тем же.
Инженер избегал их смеющихся взглядов. Старался уйти в глубинные породы своего «Я», найти в этом темном веществе крупицы светлого, но, увы. Там царил лишь хаос, смятение и страх…. Вот уже несколько недель подряд что-то подтачивало его силы изнутри, мешало работать и не давало спокойно спать. Нечто должно было произойти, и он со страхом ожидал этого.
Само ощущение неизбежности выросло в нем подобно гигантскому дереву из крохотного зернышка, сначала тайно и прочно впиваясь корнями в благодатную почву, затем уже явно в виде чахлого ростка, посмевшего вырасти среди сорняков. Теперь же это дерево заполнило своею ветвистой кроной все пространство. И не было иного пути избавиться от него как полностью принять его и согласиться с его существованием.
По пути домой он зашел в ларек за пивом и пельменями. Пока Цыбин доставал деньги, рассчитываясь за покупку, он мельком поймал на себе томный тоскливый взгляд продавщицы, которая тут же бесхитростно обсчитала его на 30 рублей, он принял решение:
- Сегодня!
На мгновение в глазах Цыбина вспыхнуло маленькое пламя, и они заблестели яркими искорками. Забыв про пельмени, не взяв причитающуюся сдачу, он устремился к своей хрущевке. Там его встретило утреннее темное пятно на обоях и все тот же беспорядок, но для Владимира сейчас это не имело никакого значения.
Не разуваясь, он резкими движениями сгреб скопившиеся на полу скарб в один угол. Принес с балкона пыльный ватман формата А0 и расстелил его на полу. На ватмане был изображен большой черный круг со вписанной в него красной пентаграммой и малый черный круг, вписанный в пентаграмму. По внутренним периметрам обоих кругов были выведены какие-то символы.
Руки инженера немного подрагивали - это стало заметно, когда он крепил серебряными кнопками к полу загадочную бумажную простынь. После этого им были принесены четыре небольших валуна голубоватого цвета с выцарапанными на них знаками, похожими на рисунки пещерных людей из учебника истории шестого класса. Владимир положил каменюки по одному у каждой из сторон бумажного полотна.
- Врата готовы, - подумал инженер, - осталось только зажечь свечи и начать обряд.
Цыбин и свечи расставил особым образом: по две у каждого луча пентаграммы за границы внешнего круга, три же поставил во внутренний круг. Зажигая крупные черные свечи, он бормотал что-то невнятное на каком-то блеющем языке.
Сбросив с себя всю одежду, инженер надел черный арабский бурнус и преобразился в мага, по крайней мере, - именно такими нам их рисует индустрия Голливуда. Что удивительно, но электрический свет погас сам, когда наш чернокнижник стараясь не задеть свечей вошел во внутренний круг. Совпадение?
Обряд, по всей видимости, уже начинался. Цыбин воскурил в серебряной плошке ладан и притушил его таким образом, чтобы тот едва дымился.
- Стихии Железа, Земли, Воды, Огня и Ветра будьте моими свидетелями, защитниками и наставниками, - произнес пафосно маг. Стихия Космоса, сегодня я беру власть над тобой! При этих словах в его руках появился полированная посох, узкий конец которой был симметрично раздвоен и окован железом.
Вот теперь нашему инженеру позавидовали бы те самые лощеные американские режиссеры, - лопнули бы от зависти. При свете свечей, в этом одеянии наш герой казался грозным персонажем забытой легенды. Его лицо приобрело резкие очертания. Он больше не был ведущим инженером, не был Цыбиным, таким его не знали окружающие, он стал иным, стал тем, кто проходит сквозь пространство и время. Его комната тоже преобразилась, исчезли ограничивающие стены и потолок появилось ощущение бесконечной пустоты вокруг.
Свет от свечей не находил больше предметов вне круга, круг стал единственным пятном света, единственной твердой поверхностью посреди темной и неизвестной пустыни. Миллионы беззвучных ртов перешептывались в ней, миллионы глаз были устремлены на световое возмущение безначальной тьмы. Каждый звук отдавался гулким эхом, в скрытых от глаз ущельях.
Немного протягивая каждый слово, Цыбин стал говорить в темноту. Это был уже голос мужа, отбросившего страхи и сомнения, обладатель такого голоса мог остановить шторм или бурю в самом ее разгаре. Владимир произнес следующее:

Приказываю тебе могуществом великого Адоная,
Элоима, Ариэля и Иеговы, явиться сию же минуту
либо отправить ко мне посланника твоего Астарота,
и обязую тебя покинуть твое местопребывание,
в какой бы части света оно ни находилось,
и объявляю тебе, что, если не появишься сию же минуту,
то поражу тебя вновь - тебя и весь твой род -
громовым жезлом великого Адоная, Элоима, Ариэля и Иеговы!!!

Эти слова не возымели никакого результата, однако, ему показалось, что темнота стала еще более пронзительной, более чуткой. Слова были произнесены во второй и в третий раз.
Лишь, после того как он закончил произносить это в третий раз, в пространстве вокруг почувствовалось движение. Движение было невидимым и беззвучным. Он не мог увидеть и не мог это услышать, но он ощущал, как с ужасным землетрясением рядом рушились исполинские горы, как его хлестнуло огромной темной волной и пыталось тащить куда-то, как сотни птиц взвились около него, наполнив воздух шумом невидимых крыльев.
В темноте что-то вспыхнуло и погасло. Некто прокрался в его сознанье и подавил волю. Тут же его накрыла череда сменяющих друг - друга ярких картинок. Цыбин сопротивлялся, но от этого становилось еще хуже.
Он увидел вспыхнувщие из пустоты лица незнакомцев, как человеческие, так и не очень. Их общей чертой являлась их абсолютная несимпатичность и недоброжелательность. Его обступили амфитеатром, будто бы Владимиру предстояло выступать арене цирка. Хотя окружающее более напоминало ему римский Колизей. Цыбин даже тщетно огляделся в поисках гладиуса - гладиаторского короткого меча.
Заклинатель с громадным усилием воли попытался выбраться с этой сцены. С трибун тут же послышалось шипение и улюлюканье. Однако же амфитеатр исчез. Вместо этого Владимира вовлекло в ситуации, которые пережил, затаив обиду. Вот он возвращается поздно из школы, немного заработав разгрузкой вагона на подарок матери. Оба родителя встречают его на пороге истерикой и жестоко избивают в четыре руки. Цыбин снова испытывает боль и обиду того четырнадцатилетнего мальчика. Картины наплывали одна на другую. Вот он уже на лестничной площадке, на полу валяется букет цветов, любимая говорит ему: «Мы не можем быть вместе». Боль бурлит и клокочет нем, разрывает изнутри грудную клетку. А образы все плотнее все ярче.
Наконец, Владимир сдался и оставил все попытки сопротивления, тело больше не подчинялось его командам, Цыбин стал существовать отдельно от своего тела. Его повлекло жарким вязким потоком вверх по гигантской трубе. Единственной связью между ним и скованным оцепенением телом стала бесконечная душевная боль. Он оглянулся и увидел внизу под собой бескрайнюю темную равнину, покрытую светящимися точками. Среди этих далеких звезд был и свет от его собственного тела. Затем все разом исчезло. Цыбин потерял все ощущения и погрузился в глубокое беспамятство.
Инженер пришел в себя оттого, что его кто-то звал по имени. Боли больше не чувствовалось. Горело электрическое освещение. Он все еще находился в круге, но теперь уже не стоял, а лежал, распластанный на животе. Окинув взглядом пространство, горе-чернокнижник понял, что находится в своей комнате. В его левой руке был зажат переломанный обрубок «громового жезла». В воздухе витал запах ладана и чего-то горелого. Цыбин посмотрел на край правого рукава - тот немного обуглился. «Наверное, о свечу», – подумал он.
- Володя, - снова произнес голос.
Тембр голоса был спокойным и мягким. Цыбин вернул телу прежнее положение и посмотрел на то место, откуда исходил звук. На краю дивана сидел человек. Он показался ему знакомым, несколько раз тот встречался ему в метро и в каком-то из подотделов его департамента. Незнакомец был средних лет, высокого роста, поджар, имел тонкие черты лица, черные с отливом волосы, высокий лоб, глубоко посаженные темные живые глаза, острый нос с горбинкой. Одет в потертые джинсы и модный серый джемпер, на ногах у него Цыбин с ужасом узнал свои домашние тапочки.
- Здравствуй, Владимир,- сказал незнакомец, встал и протянул ему руку, - меня зовут Риммон.
Цыбин боязливо пожал протянутую руку, та оказалась холодной, а пожатие вышло коротким и формальным.
- Давно за тобой наблюдаю, вот решил тебя вызвать.
Цыбин с удивлением заметил, что незнакомец, разговаривает с ним беззвучно, не открывая рта, только при помощи взгляда. Но услышанное еще больше поразило его.
- Как вызвать? Разве это не я… - начал, было, он.
Риммон громко рассмеялся:
- Ты так действительно считаешь? А теперь, - он щелкнул пальцами и комната, в которой они находились, растворилась в воздухе, вследствие чего они оказались в центре огромной сталактитовой пещеры, освещенной факелами.
Вид искрящихся сталактитов в мерцающем свете факелов поразил Цыбина, он застыл от удивления и величия увиденного. В пещере оказалось нестерпимо холодно, сыро, нечем дышать - воздух был здесь спертым и затхлым. Украдкой взглянув на пол, он убедился, что стоит в выдолбленном на каменном полу магическом круге, но с несколько иными знаками и письменами, чем его собственный.
- Добро пожаловать. Это моя приемная. Сейчас мы находимся примерно на глубине двух километров под Кремлем. Тебе тут не нравится? Ну что ж, сэкономим на факелах, при этих словах он щелкнул пальцами во второй раз, и декорации знакомой комнаты снова наплыли на декорации мрачной пещеры, стало легче дышать.
- Хочешь, я покажу тебе еще один фокус, - сказал он все также беззвучно, не открывая рта. Риммон встал и шагнул в магический круг к заклинателю, дружески похлопал обомлевшего Цыбина по плечу, вышел из круга и сел обратно на край дивана. По всем правилам заклинательства и чародейства вызванное существо не имело ни силы, ни права без разрешения перешагнуть границу круга.
– Теперь твоя очередь подойти ко мне, - тут демон прищурил свой левый глаз.
Инженер попытался перешагнуть границу круга, но его попытка оказалась безрезультатной, каждый раз, когда он пытался перешагнуть границу, натыкался на невидимую стену, которая отбрасывала его назад в центр круга. Риммон с умилением наблюдал за неопытным заклинателем.
- Ну, теперь ты понял, кто кого вызвал, и это замечательно. Ты считаешь, что сам узнал, о возможности общения с потусторонним? Тоже ложь. Гримуары, Аль Азиф, Книга Соломона, Шандор ла Вей, - все эти книги так просто не попадаются, они приходят в руки. А сны? Кто в них нашептывал тебе советы о тонкостях изготовления пентаграммы, о том, где найти камни для врат, и как неправильно сделать громовой жезл, - тут он посмотрел на переломленную палку и рассмеялся все так же, не открывая рта, - так вернее, а то бы ты тут таких бед натворил, а их у нас и без тебя хватает.
- Я всего хотел задать несколько вопросов и именно вас совсем не вызывал, - тут он осекся, - вернее я хотел видеть Астарота или…
Все тот же громкий и беззвучный смех снова прервал его:
- Да для того, чтобы увидеть того же Астарота, нужно закатить такую гекатомбу.… За все время моей службы я сам его видел, раза два, хотя я тут и немалый начальник. А ты? Несомненно, ты – оригинал. Никто прежде не додумался заправить картридж плоттера кровью жертвенной курицы, я еле удержался от того, чтобы появиться перед тобой в курином обличии. Последовал еще один раскат смеха.
- Так, кто же вы?
- Кто я…, задумчиво протянул Риммон, - ныне я демон Риммон, ночной правитель России, мне подвластны шесть легионов демонов и духов, расквартированных на этой территории.
Цыбин улыбнулся:
- Это похоже на наши шесть федеральных округов.
- Вот тут ты точно угадал. Все происходящее у нас имеет немедленный отклик в вашем мире, и наоборот. Ты убедишься в этом позднее. Немногим временем раньше у меня в подчинении было пятнадцать легионов, и гораздо более общирная территория.
- Вы всегда были здешним демоном?
- Нет. Я бывший сирийский бог плодородия, меня почитали в Дамаске, приносили богатые жертвы, я платил людям тем же, проливал дожди, охранял их поля и стада, прогонял мор и поветрия, но постепенно люди забыли про меня. Я уединился в древнем колодце, его воды, ранее считавшиеся целебными, от моей тоски и одиночества сделались ядовитыми. Там пробыл я целую вечность, пока в одну из темных ночей ко мне не пришила Астарта, древняя богиня любви, а ныне демон Астарот, и сказала, что мир изменился, о том, что Сатаниэль собирает забытых могущественных богов под свое крыло и хочет меня видеть. Я пришел туда, увидел на приеме старых знакомых, даже прослезился. Сатаниэль воздал каждому из пришедших, должное тому по прежним заслугам: землю, деньги, войска и почти неограниченную власть на этой земле. Мне досталась территория России, Маммону - Англия, Аполлону достались сорок легионов духов, расквартированных неизвестно где, и так далее, все пришедшие тогда на прием остались довольны. Только одно условие было поставлено перед нами – клятва верности Сатаниэлю, а также полное отречение от титула бога. Впредь мы должны были называть себя демонами.
- А как Вы со мной…, - начал, было, заклинатель.
- Говорю? Очень просто. Я говорю на древнем языке Вселенной. Этот язык понятен любой расе, любому животному, любой форме материи. Он и является тем самым древним языком жителей земли, который они утратили во время так называемого вавилонского столпотворения. С тех пор только несколько человек в столетие постигало этот язык. Для остальных он не существует, остальные даже не догадываются о его существовании. Ты тоже можешь на нем говорить, однако, только в присутствии кого-нибудь, кто знает этот язык. Вот попробуй, подумай о чем - ни будь.
Цыбин мысленно сформулировал вопрос:
- Люди говорили на языке богов? И были богами?
- Нет, - тут же ответил демон, - богами они не были, хотя в то время некоторые могли стать ими. Грань между людьми и богами не была такой четкой, как сейчас. Разница была лишь в том, что боги приказывали событию совершиться, например, пойти дождю или быть землетрясению, а люди могли на этом же языке только попросить дождь пойти, или попросить землю, чтобы было землетрясение и, если их доводы оказывались вескими, то материя соглашалась принять это, тогда шел дождь, тряслась земля. Но если материя не соглашалась, тогда люди обращались к нам, к богам, они приносили нам богатые жертвы, и если мы принимали эти жертвы, то желаемое исполнялось. Вот таким было то время.
- А, как же насчет бессмертия, разве люди были бессмертными? – все также бессловесно спросил Цыбин.
После короткого раздумья ночной правитель России ответил:
- Да, те люди были бессмертными. Вернее, по своему желанию они могли стать бессмертными. Но никто ни себе, ни врагу не мог пожелать такого. Люди того времени были мудры. Они не желали вечно бродить по одной и той же земле, в одном и том же обличии, когда как все вокруг изменялось, они искали перемен и стремились к совершенству и просветлению. Бессмертие это древнее заклятие, наложенное на богов. Тот народ видел мучения своих богов, обреченных жить вечно и не желал для себя такой же доли.
- Расскажи мне, что такое Вавилонское Столпотворение.
- Хорошо. Слушай.

История Вавилонского Столпотворения

Давным-давно в Вавилоне жил мудрец Хельмит. Достиг он великой славы, своей премудростью, и никто не мог с ним сравниться ни в искусствах, ни в науках, ни в прорицании. Боги посещали его дом, приходили к нему за советом цари и вожди. Многим были тогда обязаны ему люди. В своих великих замыслах решил он проверить есть ли Создатель всего сущего или его вовсе нет. Земные боги и полубоги никогда Творца сами не видели, мы и до сих пор не знаем, существует ли он или нет, но участвовать в затее мудреца тогда отказались.
Его затея была вот в чем. Он предположил, что если все мыслящие существа в один и тот же миг подумают о Создателе, которого предположат в каком-то конкретном месте он там и появится. Так как жил мудрец в Вавилоне, он избрал местом появления Создателя, холмистую пустошь перед парадными воротами Вавилона. Вначале он нарисовал саму пустошь на папирусе, затем поместил на одном из холмов картины, огромный черный столб которого там на самом деле не было. Он и его ученики сделали многочисленные точные копии этого рисунка и разослали во все концы света.
Каждый человек на Земле получил пергамент с таким рисунком и указаниями, что нужно делать. В назначенный день и час люди извлекли из конверта рисунок, и в тот же миг из ниоткуда посреди пустоши на холме возник точно такой же столб, какой и был изображен на папирусе. Он был черным и абсолютно гладким, состоял из чистого железа. Мудрец, наблюдавший за этим с городской стены, поспешил, опережая всех, к столбу. Пробыл он в одиночестве около него всего несколько минут. Никто не знает, что с ним там случилось, но люди, подоспевшие к этому месту, нашли мудреца, бывшего мужем в расцвете лет, глубоким стариком. Его посеревшее лицо испещряли множество морщин, глаза впали, он еле держался на ногах. Слабеющим голосом мудрец прошептал своим ученикам, что опыт нужно остановить, во что бы то ни стало. Больше Хельмит ничего не успел сказать. Под утро мудрец скончался во сне, тихо и спокойно. Многие позже завидовали ему.
На следующий день в это же время было запланировано окончание эксперимента. Люди должны были взять рисунок и подумать о Создателе, так как они его представляют. Ученики Хельмита уничтожили все рисунки в Вавилоне и его окрестностях, разослали гонцов и почтовых голубей в соседние города и государства. Но это не смогло предотвратить надвигающуюся беду. Гонцы два года разносили пергаменты из Вавилона в соседние города и отдаленные уголки земли. Собрать даже половину рисунков вавилонского мудреца всего за один день не смогли бы даже боги.
В спешке ученики мудреца к нам и не обратились. Когда же настал назначенный срок, подул ужасный ветер, смерч поднял и унес тот злополучный железный столб, а над Вавилоном появилась огромная тень, это было черное облако, быстро увеличивающееся в размерах. К вечеру облако окутало всю землю. На земле наступила ночь. Девяносто лет солнце больше не показывалось над землей, девяносто лет земля не приносила урожая, девяносто лет длилась жестокая зима. Те годы были самыми ужасными за всю историю. Вот тогда люди и потеряли всеобщий язык. Они выжили только там, где сама земля дарила им тепло и пищу, а таких мест было, увы, не так много. Отделенные друг от друга льдом и снегом народы постепенно забыли этот язык, создали свои новые примитивные языки.

Мда… печальная история.
- Но я думаю, что Хельмит не так уж и виноват в этой истории. Один из пустынных духов рассказывал, что видел как-то черную тень, выскальзывающую из башни мудреца, сдается мне, что это дело рук Сатаниэля. Но что-то я заболтался с тобой, нужно переходить к делу.
- К какому делу? - удивленно спросил Цыбин.
- Раз я тебя вызвал, значит, у меня должно быть к тебе какое-то дело.
- Позволь задать мне еще один вопрос, сказал инженер и посмотрел на демона, тот пожал плечами. - Что становится с душой после смерти?
- Что становится с душой после смерти, - Риммон передразнил Цыбина, - да ничего с ней не становитьса.
- Как же это?
- Это уже другой вопрос, - сказал демон и улыбнулся. Немного замявшись, продолжил: - Сейчас мир разделен на два лагеря. Так было не всегда.
- Добро и зло?
- Можно сказать и так, но это определение примитивно. Такого четкого разделения не существовало с самого начала мира. Слышал же про китайское «тайцзы» ну или проще говоря про инь-янь – все во всем. Так и жили.
Но вот в одном из миров произошла какая-то заварушка, вследствие которой у нас на земле и появился Сатаниэль. Его раса была более могущественна, чем раса людей и земных богов, к тому же она считала и считает себя создателями всего, но это скорее старый миф, чем реальность. Обладая живым умом, обширными познаниями и без сомнения харизмой лидера, он сплотил вокруг себя земных богов и полубогов, показал им новые знания, дал им силу и мощь. И армия была готова к войне с теми, кто изгнал его. Он пообещал нам в сотни раз больше, чем когда бы, то не было у нас. И мы были готовы принять это и идти вслед за нашим полководцем.
Но, затем появилась сила, которая сама того не желая, встала между нами и теми. Это были вы, люди. Вы та сила, которая может склонить военную победу на ту или на эту сторону. Первыми поняли это те, кто изгнал нашего предводителя. Они не имели на это никакого права, но у них не оставалось выбора, мощь Сатаниэля стала слишком угрожающей.
Мы можем видеть, как после смерти из человека выходит душа и немного времени следить за ней. Душа человека должна найти себе новую форму или обличие, для дальнейшего своего развития. Это процесс постоянного перерождения и изменения есть и смысл существования человеческой души. При каждом новом перерождении душа приобретает, как это у вас называется, новый энергетический уровень, в зависимости от того, чего достиг человек, тот становится выше или ниже. Души ставшие совершенными сливаются со Вселенной и переходят за пределы наших знаний. Число человеческих душ это конечное число, хотя и достаточно высокое.
Демон встал, пошел на кухню набрал стакан воды и, вернувшись на свое место, продолжил:
- Ну, так вот. Действия враждующих таковы, что наш противник коварством проник на Землю и установил очень сложное заклятие, которое посылало души умерших людей в его мир, там они и возрождались в искусственных совершенных телах, созданными противником, позднее в каждом из созданных ими тел стали возрождаться не одна, а сотни или тысячи ваших душ - это увеличивало силу и мощь этих монстров.
Сатаниэль не смог отменить заклинание, но обнаружил то, что лишь души перешедшие на более высокий энергетический уровень могут быть доставлены в мир соперника. Выяснив это, он устанавливает свое заклятье, для сбора остальных душ. Это было переломным моментом в истории всей вашей цивилизации. Душ, которые не становились сильнее после человеческой жизни на Земле, практически не было. Шел «золотой век» человечества.
Тщательно изучив вас, Сатаниэль постепенно ввел в вашу жизнь страх, боль, зависть, стремление к богатству, месть, лживость и много еще чего интересного. Обильный источник душ, для тех жутких существ иссяк. Мы создали наши легионы из урожая ваших душ.
Риммон тепло посмотрел на Цыбина и протянул ему стакан с остатками воды. Тот с жадностью проглотил предложенную ему воду.
- Я продолжу. После этого те, кого вы называете ангелами, а мы противниками, стали являться сюда и внушать людям, чтобы те жили по законам прошлого, с любовью друг к другу, ибо только она могла переродить душу человека и возвысить ее. Но, проповедуя это, они руководствовались только своими корыстными соображениями.
Сейчас ни одна из душ человеческих не участвует во Вселенском круговороте. Их высасывает и притягивает как будто магнитом одна из враждующих сторон. Ты, наверняка замечал, что есть люди, которые внешне нормальны, живут как все, думают как все, так же улыбаются, но во всем их существовании присутствует пустота, никчемность.
Так вот - это люди, котором при рождении не досталось души. С каждым годом их становится все больше и больше. Раньше у людей был свой путь. Теперь его нет, человечество втянуто в эту странную войну не по своей воле. С последним родившимся ребенком на земле, наделенным душой, начнется эта война. Я чувствую, что она погрузит Вселенную в хаос и мрак, из которого не будет спасения.
-Неужели это нельзя остановить?
-Нет.
-Какая тогда разница, куда податься душе?
-Для человека разница лишь в том, что Сатаниэль живет на земле и может дать человеку все, что тот пожелает, а эти, - тут он хмыкнул, – ангельская братия - нет, они могут наделить человека только некоторыми способностями. Вот собственно и все.
-Какое же дело у великого Риммона ко мне?
-Ты сейчас проектируешь реконструкцию магистрального газопровода под Альметьевском. Он будет проходить под дорогой Альметьевск - Нижний Новгород. Запроектируй глубину заложения трубы сантиметров на 40 выше нормативного, за пять лет она должна будет деформироваться. Все остальное я сделаю сам.
-Это еще зачем? - удивленно вскрикнул Цыбин.
-Мои личные проблемы. Видишь ли, через пять лет по этой дороге должен будет ехать один священник. Он не должен никуда приехать. Святой отец скоро займется строительством храма в окрестностях Сарова, а под этим местом у меня размещен один из моих легионов, все бы ничего, но, копая землю под фундамент, он наткнется на закопанный менгир и решит выкопать его. И никто не в силах будет помешать ему. Без менгира мне придется расквартировывать этот легион в другом месте, а он мне нужен именно там. Дело в том, что этот камень - сложная система наблюдения, связи, оповещения, а также защиты и вентиляции казарм моего легиона.
-А я тут причем?
-Как причем? За это я могу выполнить любое твое желание, которое будет в моих силах. Тем более что я давно уже пользуюсь услугами вашего департамента.
Лицо инженера удлинилось от удивления.
-Думаешь откуда у ведущего инженера, работающего в соседнем подразделении, два дня назад появилась новая Dew “Nexia”, машина не первый сорт, но все-таки. А твой Директор или горячо любимый Александр Васельевич.
-А, что с ними? - робко спросил инженер.
-Они тоже мои клиенты, у нас выгодные партнерские отношения. Например, твой директор пожелал в свое время быть всегда Директором, с того момента он всю жизнь проработал на директорских местах. Александр Васельевич в детстве жил на голодной Украине в бедной семье, его желанием было то, чтобы все его называли Александром Васельевичем, и чтобы у него всегда был полон едой холодильник.
-Что же сделали они взамен? – взволнованно спросил Цыбин.
-Ты уверен, что хочешь это знать?
-Да.
- Директор был влюблен в девушку, и она в него, однако, ему было велено бросить ее в положении, так как ей было предначертано было родить великого инкуба. Александр Васельевич нечаянно уронил кирпич с крыши дома на голову своему отцу Василию, когда тот собирался отвести одержимую Велеалом жену к батюшке- экзорсисту.
-А что насчет, - и Цыбин указал на, лежащую в углу, газету с портретом одного из крупных политических деятелей.
-Этот тоже, только он подобными мелочами не разменивается, этот посылает на задание своих солдат, зная, что они больше не вернутся. Да еще, содержит в Питере храм, в котором приносят детей в жертву, сам догадываешься кому, поэтому он уже не мой клиент, ему покровительствует более высокое начальство.
- Неужели, чтобы добиться чего-то в этой жизни, - тут Цыбин поперхнулся, нужно водить дружбу с Вами.
Риммон улыбнулся: - Не обязательно со мной, есть и другие.
- Если я откажусь?
- Тогда все произойдет само собой. В двенадцать часов дня экран твоего компьютера зарябит, и компьютер отключится. В конечный отчет войдет ошибка с неверной глубиной заложения трубопровода. Ты упустишь навсегда получить свою выгоду с этого пустяшного дела. Запомни это! Ты должен сам внести неверные данные в итоговый отчет до двенадцати часов дня! Да и вот еще что, - сказал он и улыбнулся, - на работу завтра ты не опаздаешь-шшь-шшь….

Очнулся Цыбин оттого, что кто-то теребил его за плечо. Тело ломило и ныло. Во рту было ощущение, как будто он накануне проглотил какую-то жуткую дрянь. Голова раскалывалась от боли, хотя вчера он точно не пил. Открыв глаза, он обнаружил, что находится в тесном полутемном пространстве. Груда чертежей в углу была явно ему знакома. Ну, конечно же, - он на своем рабочем месте. Чуть позади него стояла пожилая женщина в синем потрепанном годами халате, со шваброй в одной руке, другой же теребила Цыбина.
Увидев, что тот подает признаки жизни, она сказала немного гундося:
- Вы зачем это тут? – и вытаращила на него глаза, - мне тут убирать, - и с грозным видом шагнула вперед.
Цыбин, еще не пришедший в себя ото сна, инстинктивно отпрянул назад, сильно ударившись локтем о ребро стола.
- Да, да конечно – хрипло сказал он, не узнавая свой голос.
Выдавив из автомата стакан горячего кофе, он вышел в тамбур между отделами и закурил. Внезапно ему вспомнился ночной кошмар. Тот навалился на него всей громадой и надавил на плечи. В ушах стоял пронзительный смех Риммона:
- Зааааавввфффтрааааа неееее опоооооззззздааааааешь-шшь-шшь!!!
Кофе и сигареты не помогли справиться с головной болью. Цыбин вернулся на свое рабочее место, уборщица уже успела убрать его, и принялся за расчеты. К двенадцати часам сверху потребовали отчет по Альметьевскому газопроводу. Он уже и думать забыл про ночной бред, как ровно в двенадцать часов дня экран его монитора зарябил и погас. Инженер вытаращил глаза, на сотую долю секунды, ему показалось, что в погасшем экране мелькнуло улыбающееся лицо Риммона.
Ни минуты раздумывая, Цыбин достал чистый лист бумаги и размашисто написал: «Заявление. Прошу Вас уволить меня по собственн….».

После увольнения, Цыбин исчез. Знакомые утверждали, будто бы он собирался податься в Санаксарский монастырь, где по прибытию сразу же принял монашеский постриг. Кто-то из бывших сослуживцев пустил слух, что Владимира видели мельком садящимся на заднее сиденье черного лимузина «BENTLEY» с огромной сигарой в зубах. Но ни те, ни другие не могли утверждать этого с полной уверенностью.

В качестве иллюстрации взят офорт "Сон разума рождает чудовищ" (исп. El sue;o de la raz;n produce monstruos)испанского художника Франсиско Гойи

Франсиско Гойя занимает особое место в испанском искусстве и испанской культуре: не будет преувеличением сказать, что это самый крупный художник, которого дала Испания за триста лет, прошедшие после «золотого века» испанского искусства, отмеченного именами Эль Греко и Веласкеса, Сервантеса и Кальдерона. Особое место принадлежит Гойе и в европейском искусстве своего времени - он намного опередил поиски и дерзания своих современников. Когда сравниваешь произведения Гойи с картинами классициста Давида или романтика Жерико, сразу бросается в глаза, насколько свободен Гойя от каких-либо априорных схем и доктрин, насколько непосредственно реагирует его искусство на окружавшую художника действительность. Кажется, что творческим возможностям его кисти и офортной иглы нет предела. Это сближает Гойю с искусством XX века. Как писал французский исследователь Мальро, Гойя «предвосхитил все современное искусство».

При жизни Гойя не был известен за пределами своей родины. Для остального мира его открыли в 40-х годах 19-го века французские романтики, которых привлекла в творчестве художника прежде всего фантастика. Оценка творчества Гойи неоднократно менялась. Для наших современников он не только создатель образов, поражающих своей фантастичностью, но прежде всего большой мастер реалистического искусства. Однако постоянно возрастающий в наше время интерес к творчеству художника вызван не только его мастерством реалиста. Творчество Гойи - это интереснейший человеческий документ и документ эпохи. Именно поэтому его картины и офорты не могут оставить равнодушным - их принимаешь или не принимаешь.

Жизнь и творчество Гойи начинались в XVIII веке - существовавший порядок вещей казался тогда прочным и неизменным; умер художник в 1828 году, когда после мучительной ломки рождались новое общество и новая культура. Художник оказался в исключительном положении: оставаясь блестящим знатоком испанской жизни XVIII века, испанских традиций, он приобрел новый взгляд на мир, взгляд человека XIX века, расставшегося со многими старыми иллюзиями, предрассудками и суевериями. Эта позиция на рубеже двух столетий, на грани двух исторических эпох позволила Гойе с большой достоверностью и страстностью отразить в своем творчестве противоречивость и сложность своего времени.

Франсиско Гойя родился 30 марта 1746 года в арагонской деревушке в семье позолотчика. Юность провел в Сарагосе и Мадриде, учился живописи, в 1764 и 1766 годах выставлял свои картины на конкурс в Академию Сан-Фернандо, но потерпел неудачу: картины не были приняты. Затем уехал в Италию. Вернулся в 1771 году. Живопись итальянского классицизма и античное искусство не привлекали Гойю. Он много копирует Веласкеса, совершенствует свою живописную технику, делает первые офорты.

В 1776 году Гойя начал работать на королевской шпалерной мануфактуре в Мадриде. За 15 лет он создал большую серию так называемых картонов - композиций, по которым изготовлялись шпалеры. Эти работы заставили говорить о Гойе как об одном из самых крупных мастеров в изобразительном искусстве Испании. Несмотря на прикладной характер, ограниченность тематики и выразительных средств этого жанра, уже здесь Гойя показал себя как оригинальный и самобытный мастер.

Картины Гойи отличает радостное, мажорное мироощущение. Перед нами небольшие жанровые зарисовки народной жизни, в которых нет нарочитого изящества и утонченности. В картоне «Завтрак на лужайке» (1788, Лондон, Национальная галерея) Гойя показывает группу из пяти кавалеров и двух дам во время пикника. Никакой идеализации: национальные испанские костюмы, выразительные, подчеркнуто некрасивые лица.

В других картинах Гойя еще дальше отходит от французских образцов: в композициях «Ходули» (1791-1792, Мадрид, Прадо), «Игра в пелеле» (1791, там же) он показывает народные игры и развлечения. Гойя не только противопоставляет торжественному холодному придворному портрету и классицистическим композициям радостную стихию народной жизни, - но в таких картинах, как «Зима» или «Раненый каменщик» (обе - 1786, Прадо), он показывает полные драматизма сцены из жизни простых испанцев.

Работа на королевской мануфактуре все меньше удовлетворяла художника, хотя и принесла ему почет и славу: в 1780 году он был принят в члены Академии Сан-Фернандо, где в скором времени стал сначала вице-директором, а потом и директором живописного отделения, в 1789 году - назначен придворным живописцем нового испанского короля Карла IV.

Отказавшись от работы над шпалерами, Гойя приступает к созданию живописных полотен. К 90-м годам относятся несколько картин, в которых Гойя запечатлел характерные сцены испанской жизни.

В «Похоронах сардинки» мы видим народный праздник, который проводился в Испании в последнюю среду перед великим постом. Гойя прекрасно передает задор и искреннее веселье, охватившее участников празднества.

А вот другая процессия - «Процессия флагеллантов». Это иная, оборотная сторона жизни народа. Процессии флагеллантов, самобичующихся, были запрещены в Испании еще в 1777 году, но, как и многие другие суеверия, этот обычай настолько укоренился в сознании людей, что, несмотря на запрет, шествия флагеллантов продолжались и в начале XIX века. Динамичность композиции, ее нервный ритм подчеркивают эмоциональную напряженность сцены, граничащую с безумием экзальтацию, в которую впала толпа.

В картине «Заседание трибунала инквизиции» под тяжелыми сводами огромного зала на помосте сидят осужденные в высоких остроконечных шапках, разрисованных языками пламени, - каросах, которые надевались на жертв инквизиции. За столом восседают члены трибунала, чуть ниже - монахи-доминиканцы. Заседание в разгаре. Гойя противопоставляет мужественность жертв низменности палачей.

Параллельно Гойя работает над «колдовской» серией. Это небольшие по размеру картины, в которых художник обращается к суеверным представлениям о силах ада и зла.

В центре «Шабаша ведьм» (Мадрид, Музей Лаэаро) изображен дьявол в виде огромного козла. Вокруг него сидят ведьмы с тельцами младенцев в руках. По освещенному луной небу летят демоны в образе черных летучих мышей. Эта картина, как и «Лампа дьявола», «Кухня ведьм» и другие, свидетельствует о том, что в творчество Гойи проникает фантастика, ставшая в дальнейшем одной из главных особенностей его искусства.

Картины, созданные в 90-е годы, тематически связаны с его известным произведением - серией офортов «Капричос» - и являются своего рода прелюдией к этому произведению. «Капричос» были созданы в 1797- 1798 годах. В этих офортах отразились многолетние наблюдения художника над испанской действительностью, его стремление к изменению существующего порядка вещей. Торжество Глупости над Разумом, суеверие, нравственное падение - эти темы проходят красной нитью через все 80 офортов серии.

Долгое время исследователи пытались расшифровать тайный смысл листов: намеки на исторические события того времени, на конкретных лиц и конкретные обстоятельства из жизни самого художника, но их поиски не увенчались успехом. Дело в том, что в «Капричос» Гойя создал обобщенный философский образ действительности, не прибегая к иносказанию и «эзопову языку». Он мыслит противопоставлением категорий: день и ночь; разум и глупость, суеверие; молодость и старость и т. п.

Фантастика служит для более глубокого раскрытия реальности. Эпиграфом к «Капричос» может служить подпись к 43-му листу: «Сон разума рождает чудовищ». Этим сном спит Испания - страна, оказавшаяся на окольных путях Истории; страна, в которой правит Глупость, а не Разум; страна, где суеверия, веками внедряемые в народ, стали неотъемлемой частью его сознания. Картина, которую рисует Гойя, неоднозначна: виновны не только палачи, но и жертвы. Развращенные многовековым царством Глупости, они не стремятся вырваться из-под ее власти.

«Капричос» начинаются с сатирических зарисовок испанской жизни; постепенно персонажи офортов - махи, старухи-сводни, глупцы, попадающиеся в сети продажных женщин, монахи - изменяются, в их облике начинает проявляться их подлинная сущность. Все меньше человеческого и все больше животного, ведьмовского мы видим в лицах.

Вот лист 23. Перед нами снова заседание трибунала инквизиции. На заднем плане - море монашеских лиц, отмеченных чертами порока; единственное сохранившее благородные человеческие черты лицо - лицо осужденной. Но Гойя заставляет зрителей расстаться с иллюзиями. «Безобразие! С такой порядочной женщиной, которая за гроши всем оказывала услуги, такой усердной, такой полезной - и так обойтись! Безобразие!» Род занятий грешницы очевиден. На следующем листе Гойя показывает процессию, которая сопровождает осужденную на костер,- здесь уже не возникает никаких сомнений: жертва не лучше своих палачей.

С наступлением Ночи метаморфоза персонажей ускоряется: спадают личины, проявляются подлинные лица. В царстве Тьмы Глупость уже не рядится в одежды лицемерия.

На листе 46 «Строгий выговор» ведьмы и ведьмаки получают последние наставления перед тем, как отправиться на шабаш. «Без выговоров и нравоучений нельзя преуспеть ни в какой науке, - комментирует Гойя, - а ведовство требует особого таланта, усердия, зрелости, покорности и послушания Великому Ведьмаку, который ведает Колдовской семинарией…» В этой колдовской семинарии ученики одеты в монашеские рясы, как и те, кто присутствовал на суде инквизиции. Что это, адская пародия на деятельность «святых отцов»? Нет, это портреты, обнажившие их сущность.

Одна за другой предстают перед нами силы Тьмы. Вот монахи-доносчики (лист 48) - образ, связанный с деятельностью иезуитов в Испании. Гойя обыгрывает двойной смысл слова sop — lones - доносчики и дующие. На этот раз эти прислужники зла, занимающие низшие ступени в дьявольской иерархии, сами становятся жертвами «дующего» дьявола, летящего на коте. На следующем листе «святые братья» показаны в виде домовых. Алчные и ненасытные, проникающие повсюду.

Картины кошмарного ночного шабаша Гойя перемежает возвратами в реальность. Но на этот раз силы Зла не скрывают своих намерений и целей. Лист 58 тоже построен на игре слов: GERINGAR буквально означает «ставить клистир», а в переносном смысле - «докучать». Монахи обступили несчастного, который молит о милосердии. В руках у одного из них огромный клистир. «Кто станет жить среди людей, - утверждает Гойя, - тому не избежать клистира. А если он этого не хочет, ему придется удалиться в леса и горы. И там он все равно убедится, что жизнь - сплошной клистир». В царстве Глупости человек не может спрятаться от власти Зла, его заставят подчиниться.

Следующие несколько офортов посвящены приобщению к адским ремеслам. Для того чтобы стать полноправным «гражданином» мира Тьмы и приобщиться ко всем его таинствам, недостаточно заявить о своем желании - надо пройти обряд дьявольского крещения. Гойя пародирует каноническую композицию христианского изображения крещения (лист 70): река Иордан превратилась в смрадное болото, из которого торчат головы «окрещенных», голубь (Святой Дух) - в сову, на крыльях которой сидят два колдуна в митрах. Крещение производит козлоногий ведьмак, который крепко держит начинающую ведьму за ноги. Словесная формула обряда такова:

Клянешься ли ты слушаться и почитать своих наставников, подметать чердаки, прясть паклю, бить в бубен, визжать, выть, летать, варить, подмазывать, сосать, поддувать, жарить - всякий раз, как тебе прикажут?
- Клянусь!
- В таком случае, милая, ты уже ведьма. В добрый час!

Близится час рассвета, когда вся дьявольская нечисть должна попрятаться в свои норы, происходит обратное превращение - монстры и нетопыри начинают приобретать свой «дневной» облик.

Листом 80 «Уже пора», на котором ведьмы и ведьмаки, переодетые в сутаны, снова готовы наставлять на «истинный» путь людские души, править дневным миром, завершается серия «Капричос».

Не случайно в художественной системе «Капричос» понятие Разума занимает центральное место. Лучшие умы эпохи Просвещения считали, что после уничтожения старых феодальных порядков жизнь общества будет строиться на разумных началах. Для установления справедливости достаточно будет воззвать к разуму людей. Однако история показала утопичность этой идеи. Это понимал Гойя, бывший современником и свидетелем якобинской диктатуры и наполеоновской империи во Франции. Поэтому «Капричос» обрываются на тревожной ноте. День наступил, но силы Зла не побеждены, они ненадолго затаились и готовы снова двинуться в бой, чтобы подчинить человечество. Нужно немедленно действовать, пользуясь тем, что в дневное время они не так сильны, как ночью!

Продолжение следует.

«Сон разума»
«Когда разум спит, фантазия в сонных грезах
порождает чудовищ, но в сочетании с разумом
фантазия становится матерью искусства и всех
его чудесных творений»
Франциско Гойя

Когда ночами разум засыпает
Неведомо откуда, чем порождены,
В мозгу уснувшем призраки всплывают
Как отзвук боли, смерти и войны.

Они роятся, все чернее ночи,
Движенья быстры, остры и страшны,
В пространстве сером разрывают в клочья
Остатки первобытной тишины.

Беззвучный крик их содрогает стены
Врываясь в душу, сердце холодит,
Страшит угрозою неведомой измены,
Наплывом адских сил страшит.

В их вихре вижу мелких бесов,
Они восходят, тают в вышине,
И Вий встаёт из под земли завеса,
Глаза закрыты в вечном сне.

Рассвет все ближе, и грохочет город,
Все просыпается, и разум пробужден,
Мечта, фантазия возносят гордо
Высокое искуство в небосклон!

Рецензии

Добрый день, уважаемая Светлана Николаевна! Спасибо за сочувствие, это так важно в наше время. Мне, конечно, сны приходят иногда детективно мистического содержания, но я выработал привычку их забывать. Стараюсь не вспомнить. Через какое-то время остется только неприятное ощущение. Кроме того, мой лирический герой такой своевольный фантазер!

Еще раз спасибо за визит и отзыв, здоровья вам, с уважением и симпатией, А.Г.

Мне лет пятнадцать назад тоже такие детективные истории снились, причем, во всех я главной героиней была: рассказывала своей подруге, она историк, образовеннейший человек, посвятившая себя науке, советовала записывать... Не было времени... Теперь не снятся... А время есть!

Были времена, когда я не пытался забыть сон, наоборот, я пытался его фиксировать. И я их помню и сегодня. У меня они носили отрывочный характер: погони, где я порой летал, анфилады залов с оживающими изваяниями, пропасти, в которые я должен прыгнуть, знаю, что безопасно, но не могу. И что с этим делать?

Меня научила одна старая бабушка: если приснился кошмар, никому не рассказывай, подойди к окну и посмотри вдаль... Теперь жалею, то что снится - не помню... Рассказала об этом своему знакомому, он - психотерапевт в госпитале, он одобрил этот метод...

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

/ / Описание картины Франциско де Гойя «Сон разума рождает чудовищ»

Франциско Гойя - знаменитый испанский художник второй половины 18 - начала 19 вв., представитель эпохи романтизма, придворный живописец. Свет и жизнерадостность в его картинах первого периода творчества сменились с годами на мрачное видение негативных сторон жизни.

В 1799 году свет увидел офорты под названием «Капричиос» (ит. сapriccio - каприз), серию мрачных картинок. Эти изображения не имели ничего общего с полотнами, написанными при дворе. Ходили слухи о некой непонятной болезни в 1792–1793 гг., которая повлияла на мировоззрение Гойи, и следствием её стала глухота художника.

Офорты «Капричиос» основывались на соединении фантастических фрагментов снов и сатирического изображения современной жизни. Однако сатира была доведена до такого гротеска, что создавалось впечатление, будто художник поставил цель излить свою желчь, а не обличить пороки общества. На альбом «Капричиос» инквизиция наложила вето, но до сей поры эти произведения в людской памяти живее, чем другие шедевры Гойи: постарались представители декаданса и модернизма.

Одна из работ «Капричиос» - «Сон разума рождает чудовищ» (1797). Название рисунка - испанская пословица. Гойя пояснил, что фантазия в сочетании с разумом создаёт чудесные творения искусств, но фантазия при спящем разуме порождает только чудовищ.

В центре рисунка - заснувший за столом человек. Он сидит на стуле, уронив голову на стол и закрыв лицо руками. Под локтем его лежат листы и художественные инструменты. Вероятно, автор запечатлел себя во время глубоко сна. Позади спящего слетаются совы, другие хищные птицы, летучие мыши простёрли над ним тёмные крылья, у ног его лежит большой зверь, напоминающий кота. На первый взгляд птицы как птицы и зверь как зверь, но в этих животных есть что-то отпугивающее, инфернальное. Их глаза горят откровенной злобой и ненавистью.

Возможно, эти сущности присутствовали в жизни Гойи не только во сне, и он измучен ими. Художник, однако, настаивает, что эти чудовища - результат неработающего разума. Так он говорит о необходимости контроля над умом, над эмоциями, чтобы не допустить появления фантазий такого рода, овладевающих сознанием человека. Возможно, изображённые монстры - олицетворение страстей и пороков человеческих.

Высоко над головой спящего - темнота. Именно оттуда, из темноты, появляются эти зловещие видения, слетаются один за другим. Мысль человека связана сном, воображение безудержно, чем пользуются потусторонние силы, стремящиеся вторгнуться в независимое рациональное сознание. «Сон разума» - художественная аллегория, взывающая к здравому смыслу.

Вряд ли душевно здоровому человеку захочется долго разглядывать эту картинку. Гойя гениально изобразил хищные морды адского зверинца. Возникает желание, отдав должное его мастерству, переключиться на что-то более весёлое. Не стоит долго вглядываться в бездну, иначе она посмотрит на тебя.

Российские вузы всегда, во все времена - со времен учреждения Московского университета почти 300 лет назад - были средоточием знаний, мысли, мудрости, лучших научных и творческих сил, благодатным полем для вызревания научной идей и открытий, взращивания талантов, прославляющих Державу. Сегодня далеко не обо всех институтах и университетах можно это сказать.

За четверть века новейшей российской истории число вузов увеличилось в десятки раз, и едва ли не на столько же упал престиж высшего образования, звания студента, вузовского преподавателя, профессора. Институт можно открыть чуть ли не в квартире. Дипломы печатаются на ксероксе, а «корочки» продаются в метро. Многие вузы, в том числе и государственные, стали конторами по зарабатыванию денег.

Все это - увы, несомненные признаки упадка не только российского высшего образования, но и проблем общества в целом. Общества, которое все меньше нуждается в культуре, науке, образовании, образованных людях. И вот уже из выступлений ряда руководителей государства становится известным о планах Правительства урезать 40% бюджетных мест в вузах в 2017. О существенном сокращении госпрограммы «Развитие образования» и доли расходов на образование в общем объеме бюджетных расходов. О том, что стране нужны лишь 35 процентов специалистов с высшим образованием.

Что если учитель хочет больше зарабатывать - пусть уходит в бизнес.

Ректоры вузов в большинстве своем стали заложниками ситуации: клерками, послушно выполняющими волю чиновников. А тех, кто пытается отстоять позицию своего вуза, своего цеха; не боится высказать несогласие с чиновниками и беспокойство за будущее отечественной науки, образования и культуры - не стесняясь, увольняют (примеры известны).

А что студенты? В былые времена они стремились к знаниям, ныне в большинстве своем - к тому, чтобы получить ту самую «корочку», «бумажку». Ради нее готовы просиживать сколько угодно времени, терпеть любые тяготы. Надо - и всё тут. То же касается и диссертаций.

А между тем «реформа» РАН признана провальной. Расходы на науку, как и на образование и культуру, постоянно урезаются. И по-прежнему молодые ученые, специалисты, музыканты уезжают за рубеж. Их можно понять, ибо на родине условия для прогресса, для творчества не меняются к лучшему, все радужные планы разбиваются о суровую реальность («Денег нет!»), а перспективы все более туманны.

Вот такой образовательный «Дом-2». «МО» публикует заметки профессора одного из вузов России.

Франсиско Гойя Капричос. № 50 «Сурки» (Тот, кто ничего не слышит, и ничего не знает, и ничего не делает, принадлежит к огромному семейству сурков, которые ни на что не годятся)

Мои умные дети частенько попрекают меня непрактичностью и нерачительным отношением к собственной жизни. Я, обученная математике, не пошла в банкиры; знающая русскую словесность, не вступила на политическое поприще; понимающая толк в хорошей еде, не стала ресторатором - ну, и так далее. А стала я всего-навсего профессором и в результате из всех благ смогла дать им только умение учиться.

Но ведь когда в восьмидесятых я задумывалась о карьере, быть профессором было не только интересно и почетно, но и очень практично. В самом деле, занимался профессор любимым делом; работал с виду совсем немного (часа эдак три в неделю), а зарплату получал как норильский шахтер; мог позволить себе кооператив в центре города и дачу на Волге, а за отпускными приходил в кассу с чемоданчиком – в портфель деньги не поместились бы. Профессоров уважали, их почитали, о них рассказывали легенды, каждый из них был уникален, неповторим и поэтому любим.

Сейчас все совсем иначе, и профессором имеет смысл быть только в том случае, если ты кто-то еще: чиновник, депутат или, скажем, директор театра. Становиться просто профессором сегодня не стоит.

В плену бумаг

Во-первых, быть профессором теперь совсем неинтересно, потому что отныне не интеллектуал он, а клерк, бумагомаратель. Профессуру замучили (хотя просится другое слово) никому не нужными списками, сведениями, рейтингами, анкетами, портфолио, программами, планами, планами по поводу планов, отчетами, отчетами об отчетах - благо, наша бумажная промышленность, как и прежде, работает отлично. И так много приходится нынешним профессорам писать всякой регламентированной чуши, что заниматься научными изысканиями, работать над книгами, общаться с себе подобными, да что там – просто думать совсем некогда. Горам макулатуры, которые выходят из-под пера нынешнего профессора, может позавидовать любой параноик-графоман. Любая кафедра, всякий вуз - давно уже контора, которая все пишет и пишет. А где бумаги, там и чиновники, чтоб проверять. И над каждым проверяющим есть свой проверяющий, а над тем - надзирающий, тридцать тысяч одних начальников над начальниками. И все они поучают, рекомендуют, проверяют, стращают и строго наказывают тех, кто пишет мало и неприлежно. Скрип перьев разносится над нашим образованием и скрежет зубовный всех, усердствующих в бумагомарании!

Нас не уважают

Во-вторых, вузовским профессором быть теперь совсем не престижно. Профессоров больше не уважают, и на это есть веские причины. Народ, и не без основания, убежден, что докторский диплом, как и любой другой, сегодня можно купить или добыть его каким-то иным способом, далеким от научных изысканий. Действительно, в стране, в которой так низок уровень образования, а продается практически все, далеко не каждый профессор поражает знаниями по своей специальности; не всякий является мыслителем, эрудитом или даже просто хорошо образованным человеком; не все получили свои дипломы по научным заслугам. И снова вперед выступает делопроизводство: при том количестве бумаг, которое надо оформить для того, чтобы стать кандидатом или доктором наук, многие научные таланты предпочитают тратить время и силы не на оформление диссертационных дел, а на любимое дело, и от степеней и званий бегут, уступая профессорское место тем, у кого амбиций больше, чем способностей. Некоторые считают, и тоже не без оснований, что не только профессор может купить свои дипломы и аттестаты, но и у него можно купить многое: и оценку, и научную экспертизу, и научное руководство, и диссертацию. Что греха таить, и это случается, потому что в стране, где продается все, продается и это. Но что вы хотели, граждане? После того, как образование на государственном уровне было объявлено услугой, сеятели разумного, доброго, вечного уравнялись с официантами, таксистами, портье и разносчиками пиццы, которые, конечно, люди хорошие, но живут на чаевые. Но даже всамделишного и честного профессора в нашем отечестве не уважают. Профессора следует уважать за знания и дарования, а в России, где горе от ума, далеко не у всех собственных знаний достаточно, чтобы ценить чужие…

За чертой бедности

В-третьих, профессором быть невыгодно, даже накладно. Профессорские зарплаты сегодня сравнимы с пособиями мексиканских безработных, а работает современный вузовский профессор как пресловутая русская лошадь. Читает он до десятка лекций в неделю; постоянно правит чужие бездарные тексты; тиражирует дежурные статьи и книги (рейтинги же, а значит - и зарплаты!); как заяц на барабане, печатает бредовые бумаги (чтобы хоть на время отстали надзиратели!).

Речь при этом идет не о качестве, а о количестве, не о сущности, а о видимости, не о деятельности, а об ее бурной имитации… Число вузов растет быстрее, чем колония бактерий, абитуриентов от этого на каждый приходится все меньше и меньше, отсюда непременные сокращения преподавательских штатов. В результате многие работают на кусочек ставки - а это за порогом черты бедности уже не в Мексике, а в Конго.

Да что там маленькое жалование! Скоро с профессоров будут брать деньги за вход, как в том перестроечном анекдоте. Мы на свои кровные покупаем канцтовары, заправляем картриджи; за свой счет ездим в командировки; сами оплачиваем расходы по конференциям, которые проводим; на свое издаем свои монографии и пособия.

Командировочные платят только чиновникам, им же оплачивают их книги, которые написали не они. А недавно нам и вовсе было велено сложиться на зарплату замдекана по работе с молодежью. Произошло это, когда прежний замдекана, немолодой сотрудник нашей кафедры, запросил пощады и оставил своей пост, а достойной, то есть достаточно здоровой и прыткой, кандидатуры на освободившееся место среди его коллег не нашлось. Вот нам и предложили: раз сами такие ленивые развалины, наймите тогда того, кто помоложе да побойчее. И это на полном серьезе и весьма настоятельно.

Франсиско Гойя Капричос. № 43 «Сон разума рождает чудовищ». (Воображение, покинутое разумом, порождает немыслимых чудовищ; но в союзе с разумом оно - мать искусств и источник творимых им чудес)

Студент не тот…

В-четвертых, не тот пошел студент, ох не тот! Прошли те времена, когда юные жаждали учиться, а в группах физфака, например, из тридцати студентов случалось по двадцать краснодипломников. Молодой народ испортили Интернет и единый госэкзамен. При этих не то что про яйца Фаберже нельзя упоминать - не стоит произносить ничего, чего нет в ЕГЭ или в Инстаграме Оли Бузовой.

Нынешний студент даже не про мифологических героев - про Ленина не знает. Для него Маркс родился в Марксе, а Энгельс - в Энгельсе. Читать он умеет только с экрана. В школе его научили не писать, а ставить галочки. Я лично никогда не заглядываю в лекции своих студентов - не хочу получить сердечный приступ.

К экзаменам больше никто не готовится: студенты давно поняли, что за каждого из них вуз борется с преподавателем и непременно победит, так что равно или поздно оценки в их зачетках появятся. И еще: на лекциях нынешний студент сидит в пальто, и не потому что холодно, а потому что снять лень. А иногда и в шортах, больше напоминающих трусы, и не потому что жарко, а потому что с пляжа зашел.

Профессорские фобии

Ну, и пятая причина. Нынешний профессор пребывает в постоянном страхе. Он боится начальства (все, кто не боялся, давно вылетели прочь). Он боится потерять работу, а вместе с ней и возможность заниматься наукой, ведь современная наука - дело коллективное. Он боится своего природного вольнодумства, которое претит вузовскому руководству, партийным нормам, идеологической цензуре, патриотическим установкам (немцем, немцем был Кант, хотя и жил в Калининграде!), церковным канонам, скудоумию стоящих над ним чиновников.

Он боится развязного и невежественного, плюющего на него с высокой колокольни студента. Он боится не смочь, не доделать, не угодить, бездарно умереть от усталости во время очередной никчемной канцелярской кампании. И себя боится, боится того, что рано или поздно вспомнит великие нравственные принципы и идеалы научного познания и пошлет всех своих мучителей и надзирателей так, как это умеют делать только российские профессора. А еще больше боится того, что никогда не сделает этого…

Вера Владимировна АФАНАСЬЕВА
оригинал материала опубликован в LiveJournal